Когда уходят те, чей талант освещал нашу жизнь едва ли не со дня нашего рождения, сердцу больно, но ум способен это принять.
В этом есть, пусть и жестокая, но естественная закономерность: сочувствуя горю близких, мы осознаем, что люди завершили свой путь на земле, оставив детей, внуков, мы благодарны им за музыку, книги, фильмы, сыгранные роли, которые они подарили нам...
Когда жизнь художника трагически, неожиданно прерывает болезнь, с этой несправедливостью, да, трудно смириться, но и ее можно понять. Она напоминает всем нам, оставшимся здесь, как человек хрупок. Как мало надо, чтобы перечеркнуть его самые вдохновенные планы: достаточно пустяка - клона "взбесившихся клеток" (так иногда называют рак), сначала даже и невидного невооруженным взглядом. Или крохотного сгустка крови - тромба, не в добрый час оторвавшегося от стенки сосуда. Человек хрупок, человек уязвим. Как страшно, что, несмотря на постоянные напоминания, мы забываем об этом.
И все-таки смерть Владислава Галкина, не справившегося со своей бедой, выбивается из ряда даже этих трагических, несвоевременных уходов. И не сказать об этом нельзя. Поэтому я заранее прошу прощения у близких актера: его мамы Елены Демидовой, его папы Бориса Галкина, его вдовы Дарьи Михайловой, у всех тех, кто любил этого открытого, талантливого человека и кому он был дорог. Прошу прощения сейчас, когда боль потери, в буквальном смысле слова, разрывает их сердца. Прошу у них прощения за слова, которые будут ниже, но не писать их все равно не могу.
Мне хочется, чтобы именно сегодня мы все задумались над тем, причастны ли к этой смерти те журналисты, которые ради куска хлеба и места в престижном издании, на теле- и радиоканале по заданию редакторов сбивают ноги в поисках сомнительной новости, скандала или сенсации? Те редакторы, что денно и нощно пекутся о продажах, тиражах, рейтингах? Те хозяева бесчисленных сайтов, для которых посещаемость - их шанс и их бог? Те издатели, те владельцы радио- и телеканалов, цинично усвоившие, что прибыль приносит только скандал и никогда - новость о том, как всем миром помогали детскому дому?
Ну а вы, вы, дорогие читатели, зрители, слушатели, за последние полтора десятилетия привыкшие покупать - уже без прежней брезгливости - пачкающие руки листы газетной бумаги, где главная новость - скандал, центральное событие - чье-то падение? Вы, не пропускающие сомнительной светской хроники или откровений, снятых скрытой камерой? Разве не мы, все вместе - пишущие и читающие, снимающие и глазеющие на то, что вам сняли, разве не мы породили и поддерживаем эту чудовищную индустрию, наживающуюся на человеческой слабости и пороке? Машина запущена: горе тому, кто, оступившись, попадет в мясорубку ее крутящихся шестерен.
И пусть вас не обманут разговоры: "Мол, народ хочет знать, как живут его кумиры, и имеет на это право. Да и кумиры, мол, сами виноваты, надо быть безупречными, и тогда их никто не тронет". Этика людоедов. Что такого им сделала мать актера, чтобы в день похорон ее единственного сына на нее направлять прицелы телевиков? Да ничего. Все очень просто: горе, смерть, трагедия продаются еще лучше, чем пьяная драка или слух о разводе.
Задумайтесь, что бы было, если б, к примеру, рядом с писателем Александром Куприным, беспробудно гулявшим в начале прошлого века и потому никак не заканчивающим рукопись знаменитого "Поединка", оказался современный репортер. Какими бы заголовками разродились газеты, узнав о том, что супруга писателя отлучила того от тела, сказав: "Пока не допишешь, я тебе не жена!" Какую съемку можно было бы организовать: "Известный писатель униженно подсовывает новую главу "Поединка" супруге под дверь". В дурном сне такое не привидится.
Великий русский писатель, сказавший о себе: "В учителя жизни я не гожусь: сам всю свою жизнь исковеркал, как мог...", оставил нам не только "Поединок", но и после него уже "Яму", "Гамбринус", "Суламифь"... А что было бы, если б под недобрый прицел сегодняшней прессы попал Мусоргский? Некрасов? А Достоевский? Андрей Белый? Они жили: страдая, мучаясь, да, будем честны, подчас жестоко мучая близких, каясь. Поднимались и снова падали... Жили, пока рядом были те, кто их прощал и любил.
Художник, человек творческой профессии, не просто легко раним. Он всей своей тонкой душевной организацией, своей психофизикой фиксирует состояние общества, в котором живет. И реагирует на него, не может не реагировать. Ему трудно, невыносимо жить в атмосфере насилия или в условиях отсутствия свободы. Или когда происходит обмеление любви, когда мы все позволяем торжествовать злобе, злорадству и пошлости. Художник не выдерживает, он покидает этот мир. Потому что не приспособлен выживать в этих условиях. И конкретные причины ухода - это уже детали.
Когда во Всемирной сети на потеху всем месяцами висит двухминутный ролик, где любимый миллионами актер, еще не отойдя от вчерашнего загула, пытается выйти из милицейского обезьянника, - это приговор не только актеру. Это приговор и обществу тоже. Мы готовы мгновенно забыть о той радости, воле к победе, напряжении, открытии нового, удивлении, восторга, любви - о всех тех чувствах, которые мы пережили вместе с актером - задумайтесь! - в четырех десятках фильмах. Он дарил нам себя. А мы мгновенно готовы про это забыть. Почему? Почему мы разучились быть благодарными? Почему, почему мы разучились быть верными? Почему мы разучились прощать? Ведь это при нашем молчаливом попустительстве месяцами публично обмусоливалось, чем актер болен. Обсуждалось состояние его печени. И мы все молчали, забывая, что кроме печени и селезенки у человека есть еще сердце и душа...
Мы разучились любить и потому неспособны на преданность, верность, прощение.
Он ушел, актер Владислав Галкин, ушел, оставив нам четыре десятка фильмов и свою улыбку - улыбку человека, открытого этому миру. Ушел из мира, где так мало, критически мало, любви. Из мира, где забывают, что такое благодарность, преданность, прощение. Ушел туда, где, как сказано в христианской молитве, "нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания". Он ушел, а мы остались. И, боюсь, его смерть не станет для нас уроком. Итак, кто следующий?
Автор Мария Городова
Источник: rg
|
