Через три года после премьеры первой самостоятельной работы «Простые вещи» Алексей Попогребский выпускает на экраны новый фильм «Как я провел этим летом». Премьера фильма прошла 17 февраля в рамках конкурсной программы юбилейного Берлинского кинофестиваля - впервые за последние пять лет российская картина участвовала в основном конкурсе престижного киносмотра. А три полученных в итоге «Серебряных медведя» - выдающееся достижение российского кинематографа. О новом фильме рассказывает режиссер фильма Алексей Попогребский.
Алексей, что для вас участие в фестивалях?
Фестивали очень помогают развитию следующих проектов. Берлинский кинофестиваль для нас - огромная удача. Я давно хочу сделать все, чтобы был организован умный прокат моего фильма. С «Простыми вещами» он был почти умный, хотя ничего особенного сделано не было. Но фильм полгода оставался на экранах Москвы и, во всяком случае, и на своих 15 копиях собрал вполне приличные по нынешним меркам для российского кино деньги. Фильму «Как я провел этим летом» мы назначили прокат на 1 апреля 2010. Очень и очень скоро. И, естественно, рекламный бюджет стремится к минус бесконечности, потому что вкладывать большие деньги в рекламу у нас нет возможности. Но большая надежда возложена именно на Берлинский фестиваль - это информационный повод. И еще есть ощущение, что к фильму подключились какие-то силы, вокруг картины образовалось магнитное поле.
Что в создании фильме самое сложное?
Сценарий - самая мучительная для меня процедура. Ведь напишешь, а на следующий день читаешь и думаешь: «Боже мой, как это всё бездарно, всё не то». Было бы удобнее, если бы кто-то гораздо талантливее, более талантливый сценарист, чем я, писал замечательные тексты, а я бы только говорил: «ох, отлично, а вот если бы там что-то… нельзя ли улучшить?» Это было бы счастьем. Но так не получается.
А Вы не думали пригласить к совместной работе подходящего сценариста?
В работе над каждым своим фильмом я думаю подобрать сценариста, но это иллюзия, потому что, с одной стороны, он должен быть очень талантливый, а с другой стороны, получится, что я талантливому человеку буду диктовать свои истории и зажимать его собственный дар, способность самостоятельно что-то продуцировать. Мне сложно себе представить, что я всерьез, для своего авторского фильма пригласил бы к совместной работе сценариста. Я не говорю о продюсерском проекте, к которому я морально всегда готов: я сделал две серии вертикального сериала «Судебная колонка», по сути – телефильм по чужому сценарию в компании «Амедиа». А для своей истории я не могу представить, чтобы кто-то дал мне свой сценарий, и я нашел бы эту историю своей, подходящей. Наверное, сначала моя «творческая беременность», вынашивание проекта должны быть сценарными, чтобы потом было сродство с материалом.
При этом Вы читаете чужие сценарии?
Чужие сценарии я читать не люблю, и читаю их очень редко. В последнее время и фильмы уже не люблю смотреть. Это для меня гораздо сложнее, гораздо затратнее, чем, скажем, читать книги или слушать музыку. С книгами тоже отдельный разговор: я понял, что есть русская классика во всем своем многотомном многообразии и, слава Богу, мне ее хватает. Только иногда я захожу за ее пределы, но и это случается довольно редко. В этом году у меня пошла американская литература начала XX века, я никогда раньше не читал Шервуда Андерсона, а он оказался невероятно точным и киногеничным писателем. Практически американский Чехов: невероятно точные короткие рассказы. А обычно я читаю русскую классику. И в кино для меня периодически случаются открытия, тогда я набрасываюсь и смотрю все фильмы понравившегося режиссера. Но открытий таких бывает немного, два-три имени в год…
Какие современные отечественные фильмы кажутся Вам наиболее интересными?
За последние полгода я не посмотрел ни одной картины, ровным счетом ничего, по той причине, что работа над «Как я провел этим летом» идет в режиме «нон-стоп». И в конце дня мне меньше всего хочется смотреть фильм. Хочется завалиться с книжкой и включить музыку, причем классическую. У меня накопился ряд фильмов, которые собираюсь посмотреть, когда все поутихнет. И еще у меня был заход на фильмы на фестивале «Кинотавр». Очень рад, что я съездил на тот фестиваль, потому что впервые я почувствовал общность поколения. Раньше я отбрыкивался, и говорил: «какая там новая волна? О чем вы говорите, все – один на один с миром, и каждый сам по себе». А тут почувствовалась какая-то общность. И у меня возникла внутренняя гордость: наше поколение подросло и с ним приходится считаться. И «Кинотавр» уже наш. И меня очень радует, что это на это поколение уже начали топать ногой, ворчать и скалить зубы. Значит, оно чего-то стоит.
Из режиссеров мне близки Борис Хлебников, Николай Хомерики, Андрей Прошкин… Это мои ближайшие друзья в кино, мой круг единомышленников. С Василием Сигаревым я общаюсь гораздо меньше по простой причине, что он живет в Екатеринбурге. И среди этого сообщества есть люди, которые, к сожалению, пока не прозвучали своими фильмами. Например, режиссер-документалист Андрей Зайцев, которого я просто обожаю, Он известен как обладатель «Золотого Орла» за монтаж фильма «12» Никиты Михалкова. И Андрей снял очень тонкий, точный, прозрачный и живой игровой фильм "Бездельники". Он уже давно снят, но, к сожалению, не находит выхода на экраны, даже на фестивали. Фильм отличный, он достоин «Кинотавра» гораздо больше, чем многие фильмы, которые туда попадают, но пока не складывается.
Зайцев в свое время меня просто потряс документальным фильмом «Глеб». Это фильм про то, как мальчик в первый раз в жизни идет в детский сад, и на самом деле это Шекспир по мощи, драматургии, уровню переживаний. Причем главный герой, мальчик - сын Бориса Хлебникова. И Зайцев настолько врос в семью, что его перестали замечать и дети, и взрослые, в том числе работники детского сада. Это был и есть потрясающий фильм.
У меня есть группа единомышленников, а есть круг людей, которые, скажем, снимают фильмы, которые я не могу включить в группу сильно понравившихся картин, но они очень незаурядны. То, что сделал Иван Вырыпаев с «Кислородом», мне показалось дико талантливым и интересным. С «Эйфорией» я как зритель не испытал ни одной точки соприкосновения. А в «Кислороде» прозвучала такая кинопоэзия, которой давно уже не было. Фильмы Игоря Волошина - совершенно не мое кино. Наркоманские истории - не мой жизненный опыт, не мои истории и никаким образом я с ним не пересекался. Но это очень талантливое кино, очень талантливый, незаурядный режиссер. Я не посмотрел до сих пор только «Бубен, барабан», о чем очень сожалею. То есть в современном отечественном кинематографе есть что-то, о чем можно говорить как о новом поколении в кино.
Каждый фильм – особенное впечатление, тем более, если это свой фильм. Чем для Вас особенен "Как я провел этим летом"?
Совершенно особы обстоятельства, при которых он снимался. Я очень плохо помню съемки «Коктебеля», смутно помню съемки «Простых вещей», потому что всякие съемки - это выпадение из привычного хода мыслей и жизни. Потом память практически отрубает. Говорят, так устроен биологический организм у женщин, что все родовые муки потом блокируются в памяти. Тоже самое происходит, наверное, и с киносъемками.
Но съемочный период последнего фильма я помню очень неплохо, хотя по интенсивности это был, наверное, самый главный опыт в моей жизни. Всегда режиссер отвечает за то, что делает на съемках, а здесь так получалось, что я еще отвечал и за смысл нашего пребывания там и даже за жизнь, благополучие и здоровье нашей группы. Потому что именно я их всех туда завез. Конечно, они сами стремились, все люди опытные, они абсолютно сознательно поехали в эти жесткие условия и тоже, может быть, отчасти хотели себя проверить и обогатить свой жизненный опыт. Но всех туда завез именно я и ответственность моя заключалась не только в сохранении благополучия группы, но и в том, чтобы из всех трудов в итоге не получился пшик, и наше пребывание на краю света было по-настоящему оправдано.
И теперь, когда фактически никто из группы кроме оператора и звукорежиссера этот фильм еще не смотрел, мне очень приятно, что картину оценили и включили в конкурс Берлинского фестиваля. И очень радостно за мою группу. Я знаю, что некоторые из них до этого работали на Камчатке и рассказывали, что было отлично на съемках, а потом посмотрели фильм и подумали: «зачем мы туда ездили вообще? Можно было это снять в павильоне, в Подмосковье». У нас, надеюсь, такое не произойдет.
Выходит, природа в фильме - это отдельный герой?
Да, природа была третьим героем, всеобъемлющим соавтором и сорежиссером. Я приехал с подробно прописанным сценарием, но отложил его в сторону и каждый день готовился в предстоящей съемке заново, переписывал сцену, не меняя канву, но учитывал то, как я сам себя чувствую в данных условиях, в том числе погодных, и как себя чувствуют здесь персонажи.
Хотя «персонажи»– неверное слово. В нашем фильме нет четкого разграничения между актером и персонажем. Каждый из них – это он сам в предлагаемых обстоятельствах. Они не вылезали из своего образа, не вылезали из одежды, жили в тех же помещениях, в которых они живут в фильме и выполняли те же самые действия. Поэтому не надо было навязывать реальности свои представления, а надо было подключаться к ней.
Вы изначально планировали Сергея Пускепалиса на одну из главных ролей?
Да, тут не было сомнений. И я вам расскажу совершенно потрясающую историю, которую рассказываю всегда: в 2007 году мы отсняли «Простые вещи», и я вместе с оператором Павлом Костомаровым и художником Геной Поповым поехал в экспедицию на выбор натуры. Мы целенаправленно поехали на самый север Чукотки, чтобы посмотреть на полярную станцию, которую нам порекомендовал географ с факультета географии МГУ Федор Романенко. Мы пожили там две недели и совершенно потрясенные этим местом возвращаемся в Москву. И я показываю Сергею Пускепалису карту и говорю: «Серега, вот где мы тебя будем снимать: край света!». Он совершенно меняется в лице и говорит: «Я там жил 9 лет детства, в соседнем райцентре Билибино». До этого соседнего райцентра, правда, 500 км от полярной станции и добраться невозможно, но, тем не менее, это Чукотка, и в масштабах нашей родины это недалеко. Так что исполнить эту роль мог только Пускепалис и сейчас я понимаю - и только Добрыгин.
Григория Добрыгина мы очень долго искали. Уже через месяц начиналась экспедиция, закуплены генераторы, оплачен транспорт и расписано все, но не было еще исполнителя. Почему-то у меня не было паники. И Гришу нашла жена Зайцева, Оля Гранина, второй режиссер всех фильмов Бориса Хлебникова. Оля - очень талантливый человек, замечательный организатор, поддержка и опора Хлебникова, и я мечтал бы о таком втором режиссере. Она смотрела всех ребят, которые ходили на театральный фестиваль студенческих театров «Твой шанс». В том числе там был и Гриша Добрыгин. Я посмотрел его фотографию и подумал: «интересный парень, немного фактурный, слишком киногеничный», но решил с ним встретиться. Смотрю – парень не поверхностный. Стали делать пробы. А пробы у нас не проходят в традиционном режиме: вот тебе кусок сценария – давай, играй. Мы делаем либо открытые этюды, либо специально написанную для проб сцену, которая в себя как-то вбирает суть персонажа. Не могу сказать, что Гриша блестяще справился, отнюдь, были ребята, которые актерски все делали лучше, но у меня было ощущение, что у него есть родство с персонажем. Потом, понимаете, я же не писал «Простые вещи» изначально под Броневого. Он появился позже, и под него я переписал сценарий, актер внес коррективы в образ. И здесь - появился Гриша, и персонаж стал более городским. Раньше он был, может быть, из Новосибирска, а Гришин персонаж - явно из Москвы или Питера. Он стал более модным, стильным, и сейчас я понимаю, что это пошло только на пользу истории.
Гриша не читал сценарий до съемок, он знал канву, но я же накануне переписывал сцену и с вечера давал сценарий на следующий день. Мы снимали фильм «Как я провел этим летом» хронологически и актер шел по пути своего персонажа.
То есть Григорий не знал, грубо говоря, чем закончится история?
Думаю, он знал, но суть в том, что мы с ним не обсуждали: «вот ты сейчас сыграй так, потому что в конце ты сыграешь вот эдак». Мы все время хотели идти по правде обстоятельства и по правде физического действия.
Могла ли подобная история произойти с самим режиссером Сергеем Пускепалисом и молодым актером Григорием Добрыгиным?
Запросто. Персонаж Пускепалиса по предистории провел на станции около восьми лет, а юнец туда приехал на три месяца с отношением именно провести лето. Здесь звучит не столько конфликт поколений, сколько конфликт разных взаимоотношений со временем и пространством. У одного есть своя модель мира, в которую он вписан, а у другого совершенно другая. История гораздо универсальнее и шире конфликта поколений и не базируется исключительно на нашей национальной основе.
В своих кинопроектах Вы всегда беретесь за что-то новое: «Коктебель» Вы задумали, не разу не побывав на море, фильм про врача «Простые вещи» - ни разу не попадая в больницу, «Как я провел этим летом» - ни разу не побывав на Севере. Каким будет Ваш следующий проект, что же дальше?
А дальше, я чувствую, что впервые у меня главным персонажем будет девушка, и, наверное, фильм будет полностью снят в павильоне. Я думаю, в этом фильме будет иная степень условности, чем в моих предыдущих фильмах. История сказочная, с трансформацией реальности, когда быт и привычность трансформируются, смещаются и превращаются в некоторую фантастику: не так пышно как «Бразилия» Терри Гиллиама, и не так многобюджетно как «Аватар», и не так умильно как «Амели», но что-то с трансформацией реальности, когда она неуловимо начинает изменяться, за ней идешь и в какой-то момент понимаешь, что оказался уже вообще в полной фантастике. И в этом смысле, опять же, почему важны фестивали: я надеюсь, что мне будет проще найти финансирование на следующий фильм, который явно будет дороже по техническим средствам съемки.
А Вам хотелось бы снять масштабный проект, с массовкой, может быть, исторический фильм?
Обязательно хотелось бы, но я пока профессионально к этому не готов. Исторический проект хотелось бы не сильно, но, например, мне очень нравятся «…Борны». Особенно «Превосходство Борна» и «Ультиматум Борна». Я бы мечтал когда-нибудь снять такое кино, но для этого мне самому как режиссеру нужно быть гораздо опытнее. И еще, я понимаю, когда смотрю фильм о фильме, какая высокопрофессиональная команда работает на таких картинах. В second unit работают супер-опытные профи. Причем они делают аналогичные сцены для всех подобных фильмов. Они делают это так, как никто другой даже в Голливуде не может сделать. Куда уж нам до этого уровня. Это не просто конвеер, а собрание очень талантливых людей.
То есть я бы конечно в принципе, очень хотел бы снять такое кино, но сейчас мне хочется сделать камерный фильм. Я хочу, чтобы за каждый аспект, элемент фильма я бы мог расписаться и сказать, что я сделал всё, что мог. А в будущем, на сложнопостановочном проекте я хочу иметь возможность работать с такими людьми, иметь такой опыт, чтобы от таких сложных съемок получать удовольствие. К слову, от последних съемок я получал невероятное удовольствие, хотя было дико сложно.
Мы уже немного говорили о том, как Вы давали сценарий Добрыгину по частям, скажите, как Вы работаете с актерами?
Так сложилось, что я часто работаю с режиссерами: у меня актер Пускепалис – театральный режиссер, оператор-постановшик Костомаров - режиссер-документалист, и поэтому с ними здорово работать. Они сразу понимают: «ага, вот человек рядом с тобой, называется «режиссер» не просто так, он же чего-то чувствует такое глобальное, относящееся ко всему фильму». И режиссер, наверное, даже не сможет сейчас сформулировать, потому что опасно формулировать свои переживания и ощущения в слова. Для каждого слова имеют свое, индивидуальное значение.
Актер, который и сам режиссер, работает отлично от некоторых актеров, которые очень въедливо работают, пытаются достучаться, в чем зерно каждого эпизода, почему так, почему не так… А мой принцип другой: да ты не болтай, а давай попробуем. Я не люблю репетировать. На репетиции может потеряться нерв. Мы снимаем практически с первого кадра. Только ногами проходим, операторы выставляют фокус, приспосабливаются микрофонщики – и всё, дальше начинаем играть. И тогда вживую начинается правда человека.
Думаю, что самое важное в актерской и режиссерской работе – это кастинг. Если ты попал в точку с исполнителем, то дальше всё сложится. Ты только должен создать для этого правильные условия. Я против того, чтобы кто-то изображал кого-то. Я за то, чтобы человек, может быть, сам даже для себя непредсказуемо раскрывался в процессе съемок. Мы принципиально делаем живой звук, и он здесь очень помогает. И то, что мы снимали на новейшую цифровую камеру RED: первыми в России снимали на эту камеру полнометражный фильм и на Чукотке. Наверное, никто долго после нас это не сделает. Я очень полюбил эту камеру, не только за тонкую передачу нюансов пейзажа, но том числе по следующей причине: как бы снимался эпизод, в котором парень играет в компьютерную игру по старинке, на пленку? Я бы говорил: «Гриша, мне не хватило азарта, давай, поазартнее играй, и представь, что здесь тебя убили». Снимали бы дубли, он бы что-то изображал. А здесь мы дали ему игру «Сталкер», которая сюжетной линией проходит по фильму, посадили его за компьютер, выставили свет, и он начал играть: проходил уровень за уровнем, его убивали и не убивали, он сохранялся, что-то находил, а мы снимали. Тот дубль шел 40 минут. И потом на монтаже мы выбрали кусочки, которые нам показались наиболее точными.
Насколько же мучительным тогда был монтаж?
Монтаж был очень мучительным. У нас было 80 часов материала, и это счастье, что было столько дублей. Объясню: до «Кинотавра» мы с Ваней Лебедевым сложили фильм, а потом вернулись с фестиваля, посмотрели сборку после перерыва и в итоге поменяли, по-моему, все актерские дубли. Ранее выбранные дубли были хорошими, мы их очень долго отбирали. Просто наличие и богатство материала дало нам возможность по-другому провести линии персонажей. И получился другой фильм. Я тот, конечно, не пересматривал, но мне кажется, он стал другим. Другой фильм про других персонажей. И это огромное счастье, когда я не вынужден выбирать из 5 дублей, один, который более-менее качественно снят и сыгран, а когда ты имеешь возможность дублями выстраивать линию персонажей. Монтаж был сложным и мучительным, но дико интересным.
Я считаю, когда мы снимаем фильм, получая от него не то, чтобы удовольствие, ведь это мучительно на самом деле: устаешь от людей, порой хочется всех расстрелять на месте, но делаешь свое дело с любовью – это очень здорово. При всех сложностях, ты понимаешь, что это не профессия, а любительство, от слова «любить». Когда это превращается в профессию, то ты отрабатываешь свою смену, вроде бы честно делаешь свою работу, но такое отношение к фильму не только режиссера, а каждого участника съемочной группы, что-то существенное отнимает у проекта. Ведь реально во время создания фильма создается поле, которое потом проникает в материал, а с материала через экран идет в зрительный зал. Это не метафизика, это серьезно.
Как получается, что фильм живет своей самостоятельной жизнью?
Если в фильме есть ДНК жизни, если он жизнеспособен, то он будет жить. Если он не жизнеспособен, как бы ты его не перемонтировал, он развалится.
Мне кажется, что мои фильмы выжили. Начиная с «Коктебеля», который мы с Борисом Хлебниковым монтировали вместе. В них, видимо, было заложено что-то, пусть кустарное, не очень профессиональное, но живое. Именно в этом, наверное, и заключается их ценность.
Источник: Видео.ру
|
