В прокат одновременно выходят несколько фильмов о том, как живется детям в мире взрослых
Достоевский начал рассказ «Мальчик с ручкой» (своеобразное предисловие к знаменитой святочной истории «Мальчик у Христа на елке») словами: «Дети - странный народ, они снятся и мерещатся». Этот сон и морок вылился на экраны: в ограниченный прокат выходят сразу несколько фильмов об извращенной версии счастливого детства и отрочества. Эстонская экзистенциальная драма «Класс» Ильмара Раага была снята в 2007 году, греческая антиутопия «Клык» Йоргоса Лантимоса и «Мелодия для шарманки» Киры Муратовой - в 2009-м. В этих очень разных фильмах детство - злые годы, когда человек принимает мир на веру, а мир оказывается гораздо страшнее, чем хотелось бы.
Кинематограф вообще - и особенно артхаус - всегда интересовался подростковым насилием, абсурдом семейного послушания, жестокостью взрослой жизни по отношению к детям. Так что такой интерес к детям нельзя назвать новой кинематографической тенденцией. Но это случайное совпадение прокатной политики тем не менее открывает довольно мрачный и разносторонний вид на детский ад. «Класс», который уже не первый год гуляет по разным фестивалям и даже был эстонской заявкой на «Оскар» (хоть и не вошел в шорт-лист), привлечет поклонников телесериала «Школа» Валерии Гай-Германики, где школьные гады чудесные тоже суют свою правду в лицо камере.
«Клык», победитель конкурса «Особый взгляд» прошлогоднего Каннского фестиваля, станет уместной политической аллегорией закрытого общества, живущего по абсурдным правилам. «Мелодия для шарманки», которую можно было увидеть в прошлом году на Московском кинофестивале, предложит жесткий ответ на модные рассуждения о детях-сиротах и подтвердит смутное ощущение общества, что мир, в котором дети недополучают любви, явно болен.
У Киры Муратовой, одной из, может быть, десятка гениальных режиссеров, живущих сегодня на свете, свои отношения со временем. Она заговаривает время, как заговаривают рану. А оно в ответ шипит, мурлычет, трется об ноги, требует внимания.
Все фильмы Муратовой выглядят так, как будто программу новостей транслируют по колбе из кунсткамеры. Уродство укрупняется и сохраняется навечно, гримасы страдания можно рассмотреть во всех подробностях, прогноз погоды плавает в формалине. Из-за саркастичной балаганности Муратовой ее фильмы могут одновременно казаться жутковатым праздником и невыносимым кривлянием, преувеличением и точным портретом времени.
«Мелодия для шарманки» - безжалостный святочный рассказ, вертеп, грубо сколоченный из подручного мусора, но сияющий настоящим сусальным золотом. Это вариации на тему библейского сюжета избиения младенцев: сводные брат с сестрой, Алена и Никита, под Рождество сбегают из приюта и отправляются на поиски своих отцов. Мама умерла, рассчитывать не на кого. Дети блуждают по искривленному, холодному миру, оказываясь то на вокзале, то в супермаркете, то в казино, то на улице перед окнами, за которыми богатые дети наряжают елку. Алена и Никита кружат от одной «живой картины» к другой, натыкаясь на исповедь, отповедь или арию. Все это тем более похоже на сон и морок, что действие периодически пробуксовывает, мир как бы застывает, и тогда мелкие бесы начинают свою мелкую вакханалию. Люди на вокзале кричат, ничего не слушая и не слыша, в свои мобильники. Гламурные, почти босховские уродцы соревнуются, кто украдет в супермаркете больше всего товара. Земфира на саундтреке поет одну и ту же песню, как унылая шарманка. Заколдованный круг, мертвая вода, не вынырнуть.
Все это обставлено театрально-возвышенно, с затхлой предрождественской пышностью. В каком-то интервью Муратова сказала, что увлеклась внешней декоративностью для того, чтобы показать устройство мира, показать, что «в ожерелье бусы надеты на нитку». Ее вселенная - место, где все рычажки выкручены на максимум, где декоративность, громкость, глупость, надежда, наглость, бездомность зашкаливают, и все это для того, чтобы между ними просвечивала простая суровая нитка, на которую нанизаны эти бусины. Жизнь.
В фильме «Клык» - иной вид театральности. Здесь родители всерьез разыгрывают перед взрослеющими детьми многолетнее представление, объясняя, как устроен мир. Мир устроен очень просто: за забором их дома полно опасностей, и там может выжить лишь отец - взрослая особь, у которой уже выпал клык. Если выйдешь за забор - умрешь, так что для детей внешнего мира практически нет, да он им и не нужен. Родители прячут от детей телефон, а по телевизору они смотрят только семейное видео. Необходимую еду отец привозит из города, запуская рыб в бассейн и уверяя, что они там самозарождаются.
А все, что не самозарождается, может родить мать семейства. Все случайно вырвавшиеся слова, которые обозначают «несуществующие» понятия, родители объясняют по-своему: «море» - это вид мебели, «зомби» - желтый цветочек. С точки зрения внешнего наблюдателя правила жизни этой семьи уродливы и абсурдны, но для героев нет никакого внешнего наблюдателя. Они готовы жить так всегда - плавать в бассейне, ходить по траве, изучать анатомический атлас, смотреть домашнее видео, давать семейные концерты, изобретать новые игры, чтобы скрасить медленную скуку вечной середины лета. Но вот система перестает быть замкнутой, в дом приходит человек извне: отец нанимает девушку «для здоровья» сына. Девушка оставляет в доме кассету с настоящим, не самодельным, фильмом, и для одной из сестер это становится чем-то вроде инициации.
Режиссер Йоргос Лантимос говорит, что придумал «Клык», обсуждая с друзьями будущее института семьи. На что может пойти глава семейства, который хочет во что бы то ни стало сохранить семью, сделать так, чтобы дети вечно оставались с родителями? «Клык» - одновременно предупреждение о тупике, в который заводит авторитарность, и эксперимент на живых людях, живодерская антиутопическая сказка, пронизанная солнцем. Пятнадцати-восемнадцатилетние дети в фильме инфантильны и счастливы, они слушаются старших и не оспаривают законы мироздания. История для них еще не началась, а если они и дальше будут слушаться, то и не начнется.
На этом фоне эстонский «Класс» выглядит даже слишком реалистичным. Основанный на той же истории, что и «Слон» Гаса Ван Сэнта, фильм рассказывает о двоих подростках, которые устроили в школе бойню и застрелили своих одноклассников. Но Раага интересует не бойня, а путь, которым герои к ней приходят. Забитый, странноватый старшеклассник, вечный козел отпущения, находит неожиданного защитника среди одноклассников. Теперь изгоев двое, и фильм с какой-то ненасытной яростью летит к закономерному финалу. Режиссер специально расспрашивал эстонских школьников, что могло бы стать последней каплей в противостоянии школьных лузеров и агрессивных лидеров класса. Так что «Класс» основан на нескольких реальных историях, хотя это скорее высокая трагедия, чем подростковый псевдореализм.
Самое ужасное, что объединяет все эти фильмы, - равнодушный, подавляющий, уродливый мир взрослых. Взрослым в лучшем случае все равно, в худшем - они сами же и диктуют правила, которые ломают их детей. Едва ли не самый страшный упырь в «Мелодии для шарманки» - герой Олега Табакова, бизнесмен, который хочет взять с улицы «маленького ангелочка», но ему некогда. Он звонит жене (Рената Литвинова) и вызывает ее к супермаркету за ребенком. Не найдя «ангелочка», Литвинова в костюме феи возносится на лифте, меланхолично интересуясь: «А был ли мальчик?»
Судя по новейшим фильмам о детях и подростках, главная проблема в том, что взрослые вообще не уверены в том, что дети - это тоже люди. Дети - странный народ, они снятся и мерещатся. А когда просыпаешься - уже поздно, уже нет ни мальчиков, ни девочек. Кончились.
Автор Ксения Рождественская
Источник: runewsweek
|
