 12.06.10 Вячеслав Полунин не получил профессионального циркового образования, но во многих странах его называют лучшим клоуном мира. Он считает, что характерный для Росси тип юмора – «юмор Булгакова и Хармса, соединение смеха и слез, поэзии и абсурда. Это трагикомедия, основанная на сопереживании». Полунин называет лицедейство высшей формой человеческого творчества. «Я до сих пор еще не наигрался в эту игру и бегу на спектакль, как влюбленный на свидание», – признается артист. 12 июня 2010 года в 22:35 Вячеславу Полунину исполняется 60 лет. В этот день телеканал "Культура" покажет программу "Линия жизни", в которой артист расскажет о себе, своей работе и коллегах.
 - Я всегда получаю огромное удовольствие от спектакля в самом конце. Я сажусь на краешек сцены, и вот тогда все то, что я отдал сегодня в публику, она возвращает обратно. И я смотрю, сколько я смог отдать, потому что она возвращает ровно то, что ты ей дал. Если ты ей что-то не дал, то значит назад ничего не прилетело. Когда я чувствую, что ничего не произошло, значит я чего-то не смог сделать.
[Лия Ахеджакова]
- На спектаклях Полунина такая вещь происходит: в какой-то момент в конце и Полунин не нужен, и уже никто не нужен - ты уже сам так счастлив, и так способен вырабатывать из себя эту радость, что в какой-то момент забываешь все, и даже клоун не нужен. Ты еще существуешь какое-то время в этом ощущении обласканности. Мне, как актрисе, интересно, что стимулирует и что движет фантазию… Какие-то контакты, невероятные жизненные ситуации, поэзия, литература или сны?
- По-разному… И люди по-разному провоцируют. Я пробовал жить в деревне, жить в тихом месте, и попытки эти не увенчались успехом. В конце концов я нашел свой принцип: я должен быть в деревне одной ногой, а другой - в городе. То есть мне нужно одновременно огромное количество энергии – энергии творческой, то есть встречи с разными людьми, разговоры, фантазии, участие одновременно в ста проектах, мне нужно, чтобы меня разрывало на части. И в то же время я хочу, чтобы меня никто не трогал, чтобы никто не стучал, чтобы я сидел на берегу реки и ловил рыбу или разговаривал с птицами. Но для меня нужно это одновременно.
Если говорить про сны, то у меня моя волшебная подушка, я ее вожу везде, она у меня даже с ручкой, как чемодан, и она во всех моих реквизитах. У меня три комплекта реквизита, потому что не успевает доехать один реквизит с конца мира на другой. Один реквизит ездит по Азии, другой по Америке, третий по Австралии. А сейчас я завел четвертый реквизит – он здесь, в России. Это несколько тонн декораций. И в каждом комплекте у меня подушка. И я сплю только на ней, и каждый раз я выуживаю из подушки очень интересные вещи, я записываю их подробненько, из них много чего строю. Это очень сложно – помнить сны. Я уже разрабатывал целую систему, в какой момент меня нужно будить, чтобы я запомнил сон. Это первый вариант.
Второй вариант - это дети, каждый день по десять потрясающих идей вы можете получать от своего ребенка. Однажды, когда я был в армии – два года нормально отслужил, - генерал увидел, что я что-то показываю для солдат, такие смешные штуки. Он сказал – давай в клуб. Сделал меня начальником клуба, отвез в корпус, в самое главное место, и посадил в кабинет. И я думал: вот, ничего делать не надо, а за окном был детский сад. Я раздвинул занавески и целый год приходил и с утра до вечера смотрел, как играют дети. И я сделал спектакль «Фантазер», наверное, самый мой любимый спектакль, - это детские игры на детской площадке, где дети играют в то, что они все смогут. Они фантазируют и уверены, что все это получится. Есть такой период, когда человек уверен, что весь мир ему помогает для того, чтобы он сделал то, что хочет. И вот этот спектакль об этом. Сценка «Нельзя» – это я у своего сына подсмотрел и перенес на сцену.
Есть и другие способы. Книги… Картины. Естественно, у меня друзья Гоголь, Хармс и, наверное, Булгаков, и еще «Алиса в стране чудес», где фантазия, реальность и абсурд все смешано в одно месиво. «Алису» очень хочу сделать..
- Как режиссер?
- Одновременно. Меня трудно назвать режиссером. Я называюсь провокатор. Я всегда собираю гениальных людей и провоцирую их на творчество. Тот театр, которым я занимаюсь, он спонтанный и самостийный, я лишь мотор, который их все время с кровати сдергивает, а дальше - они все сами делают. Поэтому слово «режиссер» мне не очень нравится. Это другая профессия. Профессия, где ты все продумал и регулируешь пространство и время, чтобы оно сошлось в одной точке. А я считаю, что жизнь сама по себе прекрасна, и регулировать ее не надо. Ее надо только будоражить, то есть время от времени встряхивать, чтобы она не пылилась.
- Как-то в школе вы написали, что мечтали быть клоуном. Совпадают ли ваши детские представления о том, что такое быть клоуном, с вашим сегодняшним ощущением?
- Когда ты только подходишь к профессии, ты не знаешь, что она собой представляет, ты видишь только ее свечение. Что такое клоунада, в детстве я, конечно, не знал. Я только видел мираж под названием клоун, где почему-то все светло и радостно. Я не знал, как и почему, на что это похоже. Я просто чувствовал, что меня на это тянет. И когда я видел таких людей, как Чаплин, Никулин, Карандаш, - они светились от радости. Меня влекло это страстное удовольствие восхищения жизнью, и я хотел быть вместе с этими людьми и заниматься этим же. И естественно, то, что я сейчас делаю, то, как я сейчас представлю клоунаду, - то же самое, что было в детстве. Просто сейчас я стал видеть это подробнее, я стал уже видеть ниточки на костюме клоуна и понимать, из какой ткани они, и каким путем их надо гладить, а в то время я видел свет…
- Ходят слухи о том, что Вы набираете курс в ГИТИСе..
- Хорошая тема, потому что, когда я был в Россия, у меня всегда была студия. Каждый год в эту студию приходило человек сто. И каждый раз в этой студии к концу года оставалось один или два человека. Если два, я считал - потрясающий год. Один – это хорошо, два из ста – гениально, выигрыш этого года. За 15 лет я собрал 15 человек, которых потом назвали «Театром Лицедеи».
[Ахеджакова]
- По каким признакам отбирали? Что главное для того, чтобы работать с Полуниным?
- Первое: я никого ничему не учу, не учу принципиально - это школа, в которой люди создают себя сами. Полунин только энергетическая база. Входит человек в комнату, а там висит звон - звон энергии и желания. Вот в этой энергии и желании любой человек раскрывается, но все сделать он должен сам.
[Онофрио Колюччи]
- Когда я начинал со Славой, я сказал: «Слава, скажи, что я делаю, зачем. Учи, пожалуйста».
- А было, например, так. Мы приехали в Денвер. Я ему говорю: «Ты сегодня выступаешь вместо меня». - «Как это? А что я делаю?» - «Представь, что ты проснулся и тебя кто-то огромным молотком ударил по голове. В этом состоянии ты идешь на сцену».
Конечно, не все так просто. Для того, чтобы стать клоуном, для этого нужны страсть, упорство и характер. И только сумасшедшие достигают результата. И в клоуны идут только те, кто не в состоянии отказаться от этого, их тащит судьба. Это болезнь. Но красивая.
- Если бы нашелся режиссер, который предложил бы Вам сыграть роль Гамлета, как бы Вы отреагировали, согласились?
- Конечно, мечта каждого артиста сыграть Гамлета. Но чтобы сыграть моего Гамлета, я не знаю, на что надо решиться режиссеру. Однажды Ролан Быков прилетел ко мне в Лондон (незадолго до смерти), мы несколько дней гуляли по Гайд-парку. Что мы делали: мы делали сценарий «Короля Лира», он должен быль играть Лира, а я - шута. Это было за два дня до его смерти. Я так благодарен, что он дал возможность с ним фантазировать на эту тему.
- Чем клоун отличается в обычной жизни от обычного человека? Вы играет в жизни? Вы сразу видите «своих» людей?
- У меня ощущение, что я всегда нахожусь в том месте, где моя мечта реализована, но она почему-то и впереди. В принципе я всегда счастливый человек, всегда. Я не помню такого периода, когда я был несчастливым человеком. Но в то же время какая-то звездочка впереди, которую я хочу достигнуть. И это правильно: если ты не получаешь удовольствие от сегодняшнего, ты никогда не получишь удовольствия от того, что ты туда (в завтра) придешь.. Это закон. Поэтому тех, кто надеется, что вот, сейчас потреплю, а потом начнется настоящее... Не верьте. Это неправда. Если сейчас нет настоящего, завтра его тоже не будет, поэтому нужно пытаться все время получить удовольствие от того, что твоя мечта реализовывается сейчас: от того, что ты здесь, что ты тут с друзьями.. Это уже мечта. Мы уже счастливые люди, потому что живем на этой планете и занимаемся тем, чем мы занимаемся, независимо от того, как тяжело это происходит.
У меня всегда есть мечта на неделю, на месяц, на год... Три года я назад сказал себе: хватит цыганской кибитки, я решил – делаю: все делаю, в Париже и в Москве. В Париже из 4 этажей этого фантастического замка построено уже два, а один этаж полностью театр – с мастерскими. И один этаж для друзей. Фантастический проект: одна комната называется «Ностальгия», другая «Детство». Там в этой комнате такая огромная дверь до потолка - высокая, узкая, а в ней внутри маленькая - с ключиком, замочком, - куда будут входить дети. Там внутри огромное количество уголков, куда надо влезть. Например, у меня есть два осветительных прибора – солнце и луна. Опускаешь солнце - оно зажигается, потом поднимаешь его за веревочку - приходит луна. Это и комната игрушек, я со всех концов свожу туда игрушки. Когда дети туда попадают, они просто с ума сходят. Я хочу чтобы дети запоминали это на всю жизнь…
«Ностальгия» – это комната воспоминаний. Это удовольствие от воспоминаний. «Человек живет дважды, - сказал Монтень, - если он еще вспоминает». Один раз он прожил, а второй раз вспомнил, как он прожил. И поэтому это комната, где можно второй раз прожить свою жизнь. Все завешено фотографиями, но не моей реальной жизни, а фантазиями. Например, я и моя жена сфотографированы в виде моих бабушки и дедушки в летчицких шлемах после перелета через Ла-Манш. Лена, моя жена, специально научилась вязать: она связала несколько мешков кружев и украсила ими всё. Всё, что там есть, все в кружевах.
Есть и комната путешествий, она в туалете. Она вся завешена картами, где мы были: со стрелочкам, фотографиями, чемоданами. И когда ты входишь, открываешь дверь, звучит паровозный гудок, а закрываешь - и трогается туалет, и едет с тобой в путешествие, и мимо окна березки и все другое. А когда ты дергаешь сливной бачок - звучит гудок на весь дом. И все знают, что ты там побывал…
Этот дом в Париже – маленький спектакль, в котором ты участвуешь.
- Все Ваши cпектакли – это Ваши фантазии. А есть такие проекты, с которыми Вы расстаетесь? Что Вы ощущаете, когда расстаетесь с проектами?
- Есть глобальные проекты, через этот проект ты живешь. Например, несколько лет я исследовал, что такое пантомима. Я был страшно увлечен пантомимой, и для меня это был весь мир, потому что в тишине, в молчании оказалось столько бесконечно богатого мира, что мы, люди ежедневные, которые постоянно заняты словом, теряем практически большую часть себя и осознание мира, потому что опираемся больше на слово, а не на молчание. Молчание более искренне, более ассоциативно, более тонко… Когда пришел успех – победы на конкурсах, вдруг чувствую, что это неправильная тема, потому что мир стал другим, а пантомима осталась как бы в прошлом веке, потому что она была очень сильно занята своим статусом. Посмотрите, какой я – говорила пантомима, - у меня руки без костей, я могу молчать… Это статус рафинированного стиля артистизма. Я понял, что время это ушло, это были 70-ые, когда эстетизм был модным течением. Я взял и сказал: до свидания, пантомима, - хотя я ее очень любил. И она перешла в другую комнату, а я ушел в клоунаду. Пришлось найти новый статус – найти позицию артиста по отношению к публике не сверху вниз, а снизу вверх, чаще рядом, но лучше - снизу, потому что актер – клоун – сумасшедший. Уравнивание себя с публикой принесло правильное отношение: искренне говоришь о своей боли, о своих переживаниях.
Переход от одного проекта к другому – это переход философии внутри тебя. Потом тоже произошло с уличным театром… Прощание с проектами – это прощание с философией жизни, ты понимаешь, что ты стал другим, старый проект тебя не вмещает.
Я всегда делаю спектакль, который выражает меня сегодня. Я использую старый спектакль, если он в состоянии меня вмещать Разговор о том, сколько какой проект работает, не имеет отношения к искусству, потому что современные проекты они паратеатральные (то есть находятся между жизнью и искусством), и мерить жизнь категориями искусства (а новенького вы чего-нибудь не можете показать?) - это значит не понимать, чем сегодня занимается театр. Вообще, пора играть в театр без пьес, это возможно сделать.
[Ахеджакова]
- Куда идет движение актерской профессии: Шекспир, Достоевский - это и есть цель движения профессии. У Чаплина это был его поступок, диктатор, а вот у Вас куда всё это будет идти?
- Процесс твоего роста ты осознаешь позже, чем ты это начинаешь делать, поэтому те моменты перехода из одного пространства в другое и поиск себя, - он не управляемый тобой, он движет тобой. Пока я Шекспира трогать боюсь, я с ним еще не родственник. Достоевский - мой родственник, я прочитал всего всего Достоевского в армии, кстати, именно Достоевского там и надо читать.
- Сколько должно быть людей в зале? А если будет один, Вы будет играть спектакль?
- Для клоуна нереальна ситуация, когда нет зрителя. Попытки иногда наших официальных комиссий посмотреть клоунаду без зрителя, всегда кончались провалами, потому что клоун без зрителя не существует: не важно - сколько, важно внимание. Даже репетиции клоунады без зрителя невозможны.
[Ахеджкова]
- А если рассчитано на смех, но нет смеха в зале, Вы по ходу перестраиваетесь? У нас в театре это называется комикование, это очень плохо. А что делает клоун?
- Во-первых, я не считаю, что клоунада должна быть смешной. Это для меня не закон. Есть разные уровни клоунады и разные ее направления. Есть абсурдистская клоунада, которая больше направлена к интеллекту, чем к чувственности, как обычный смех. Это клоунада интеллектуальных игр. Есть клоунада чувственная, она основана только на поэтических метафорах, ближе к поэзии. Поэтому когда я прихожу в зал, я смотрю, что за публика – на какой вариант клоунады она сегодня готова.
Вот мы пробивались в Париж (там не понимают клоунады), нашли продюсера, он взял в аренду на три месяца театр. И мы стоим дрожим перед выходом на сцену. Я в растерянности, не знаю, как играть. Онуфрио говорит: «Нельзя, как в Лондоне, они англичан не любят». – «Тогда, как в России». – «Нет нельзя…» - «Тогда, как в Португалии».
Мы начали подбирать – максимализм, гротеск, чуть-чуть анархизм. Долго спорили – сколько чего, надо ведь поймать тон в зале. И через 10 секунд на сцене мы поняли, что мы провалились. Я Онуфрио шепчу: «Англичан убираем, максимализм убираем, давай добавим разгула». И я понимаю, что мы проваливаемся. И вдруг на том месте, когда была поэтическая метафора, в зале смех зазвенел. И мы выползли. Мы нашли ход как принцип разговора.
[Ахеджакова]
- Публика, извините, - дура. Она может хохотать на пошлость, смотреть сериалы. А тонкую вещь не принять, не доросли. Что делать?
- Я никогда не разрешу себе просто зарабатывать деньги, лучше я пойду грядки копать, я найду там место, которое меня правильно реализует. Если я делаю юмор, который меня унижает - шутка обрезает человеку крылья, вместо того, чтобы давать ему крылья... В такой ситуации я не могу оказаться. Зачем тебе нужны сто рублей, если ты не можешь себя реализовать?
Но сейчас в России нужен институт культуры, который помогает культуре вернуться в эту страну, нужен менеджмент, который помогает культуре найти место. Пока никто по-настоящему этого не делает.
- Талант от Бога, но ведь существует мастерство, техника...
- Клоуну всегда так скучно разговаривать про это вещи, мы их всегда наряжаем в другие наряды… Вместо слов репетиция – вечеринка, вместо техника – против лома нет приема. Мы все время наряжаем слова, которые пугают человека своей торжественностью и многозначностью, в наряды карнавальные и таким путем ищем повышения своих возможностей.
- Вы сказали, что Вы – провокатор. А кто Вам давал импульсы для развития?
- Если бы мне дали кисточку, я бы исписал все это помещение именами этих людей, и помещение стало бы белым…
-Что для Вас дружба, какие обязательства она накладывает на Вас?
- Трудный вопрос. Работа поглощает меня, чаще всего мои друзья это люди, которые ищут свою звезду, это и называется дружба. Вместе впрячься в телегу и тащить ее на гору. Хотя есть много вариаций дружбы.
- Что Вас огорчает и как Вам удается переваривать эти неприятные минуты?
- Как все: поплачешь – одни огорчения переваришь, позлишься внутри себя – другие, вытерпишь хамство - третьи… Так же, как у всех… Я пытаюсь все время сказать себе, когда я еду в Россию, что я еду в Италию: я завидую итальянцам – они научились в полном бардаке жить счастливо, а в России никак не научатся…
(По материалам передачи "Линия жизни")
Читайте также:
Слава Полунин готовит главный сюрприз Чеховского фестиваля
Вячеслав Полунин на "Худсовете"
Вячеслав Полунин на радио "Культура"
Общероссийский государственный телеканал «Культура» учрежден Указом Президента Российской Федерации от 25 августа 1997 года № 919.
1 ноября 1997 года телеканал начал вещание.
Тогда же был учрежден Попечительский совет телеканала, определяющий основные направления и перспективы программной политики канала и его технической деятельности.
В настоящее время возможность приема программ телеканала «Культура» обеспечена во всех городах с населением более 100 тысяч человек, телеканал «Культура» вещает во всех субъектах Российской Федерации.
Главный редактор телеканала с ноября 2009 года - Сергей Леонидович Шумаков.
Источник: Пресс-служба телеканала «Культура»
|
